Интересы государства требуют свержения с престола злого монарха. Финал трагедии выражал мысль Сумарокова о праве «общества», то есть дворянства, свергать царя, ставшего тираном. Сумароков, отвергая устаревший и неприемлемый для века просвещения тезис о божественном характере монархической власти, опирался на просветительские теории о происхождении государства. Для Сумарокова монарх - не «помазанник божий», особа которого священна для подданных, а человек, облеченный доверием общества, вручившего ему власть для защиты своих интересов. Отсюда следовал логический вывод - борьба против монарха-тирана не только законна и справедлива, но является долгом настоящего сына отечества.

В другой трагедии Сумарокова герой, готовясь выступить против царя-деспота, восклицает:...отечество избавлю... Умру! Но имени бессмертие оставлю. Почтен герой, врага который победит, Но кто отечество от ига свободит, И победителя почтенней многократно. За общество умереть и хвально и приятно!

Система образов, характеры действующих лиц, сюжетная структура пьесы, язык - все было подчинено законам «классической» эстетики. Внешнее действие сводилось к минимуму, основные события происходили за сценой. На протяжении пяти актов звучали монологи, сентенции и диалоги главных персонажей пьесы, число которых по сравнению с трагедией Шекспира сильно уменьшено, а некоторые образы приобрели в русской трагедии иной характер. Так, Горацио у Сумарокова превратился в бледную фигуру «классического» наперсника. Рационалистическая природа классицизма не допускала появления в пьесе и на сцене каких-либо фантастических существ, поэтому тень отца Гамлета отсутствует, а об убийстве отца Гамлет узнает из сновидения.

Значительный интерес представляет сумароковский «Гамлет» и в связи с общей проблемой отношения просветительского классицизма XVIII века к Шекспиру. Для французского классицизма, наиболее близкого России, Шекспир в целом был фигурой одиозной: его рассматривали как художника, талантливого от природы, но не просвещенного знанием правил и лишенного вкуса.