Урок пропал.

Таким образом, Кащенко сорвал уроки у нескольких учителей, в том числе и у Анны Михайловны. Только у Михаила Михайловича ему не повезло.

Открыв перед Кащенко дверь и заметив, что он ждет, когда его спросят о причине опоздания, Михаил Михайлович молча показал ему на место и продолжил урок. Кащенко этим не удовлетворился. Он поднялся с места и начал оправдываться, надеясь, что задуманный разговор все же состоится:

—  Михаил Михайлович, я опоздал потому, что рыбу ел. Окунь называется.

Михаил Михайлович на какую-то секунду задумался, а потом спросил:

—  А какой окунь был — речной или морской?

Кащенко не ожидал такого вопроса. Он немного растерялся. С позиции нападения ему пришлось перейти на позицию обороны. Класс выжидал, что он скажет, а ему ничего в голову не приходило. Кащенко хотел сказать «не знаю». Но воздержался. А может быть, действительно есть морской окунь. На всякий случай он ответил «не помню» и в свою очередь спросил: «А что?».

—  Вот вспомни, какую рыбу ел, а потом я скажу тебе, что. Садись и вспоминай. Кащенко не знал, что ему дальше говорить. Ничего из его затеи не вышло. Несколько дней он сидел спокойно. А теперь снова начал серию своих проделок. Наша школа помещается в старом здании. В некоторых классных комнатах остались кафельные печи. Больше, как говорится, для красоты, чем  для удобства. В 6-Б классе за печкой уборщица иногда прятала своя тряпки с вениками. А Кащенко забирался туда, чтобы посмешить своих одноклассников. Когда же учитель делал ему замечание, он отвечал, что залез за печку, чтобы достать тряпку и вытереть доску.

—  Ну, ладно, вылезай уже,— предлагал ему учитель.

—  Я не могу,— почти с плачем говорил Кащенко,— сюда залез, а вылезть не могу. Я хотел здесь повернуться и застрял. Помогите, пожалуйста, вылезть отсюда.

Некоторые из учителей пробовали вытащить его из-за печки, а он так кричал, что казалось, как-будто в самом деле ему очень больно. В классе, конечно, стоял гомерический смех.

 -  Кащенко на ваших уроках еще за печку не залезал? — спросил я Анну Михайловну, когда она опять пришла ко мне.

 -  Нет. Очевидно, снова какая-то затея? Уж я уверена, он меня тоже порадует ею.

 - А почему он ведет себя так? Вы обещали подумать над этим.

__ Я говорила с его родителями. Они высокого мнения о нем,

даже считают его умным. Он и в самом деле неглупый мальчик, но к труду не приучен. В классе он посредственный ученик. Возможно, что он недоволен этим.

 -  Правильно. У него претензии выше его статуса. Своими затеями он хочет поднять его. Его не трогает, что паясничание не лучший способ обратить на себя внимание. Стремление выделяться может перейти в привычку. Есть и взрослые, которые ради красного словца не пожалеют лучшего друга. Обычно такие смехотворцы стараются не ради злого умысла. Единственное, что они имеют за старание — одобрительный смех товарищей. Но этот смех может быть не только одобряющим, но и осуждающим, ироническим, унижающим. Кащенко умеет различать оттенки смеха, чувство юмора у него хорошо развито. Развито у него и чувство собственного достоинства. Видите, как долго он переживал свою неудачу на уроке у Михаила Михайловича. Очевидно, надо еще раз поставить его в такую ситуацию, чтобы он почувствовал бессмысленность своих затей. Пережив еще одно разочарование, он или примирится с тем положением, с тем местом в классе, какое занимает, или будет придумывать еще что-то.

Давайте поможем Кащенко. Лучше это сделать раньше, чем позже. Меньше отрицательного опыта у него будет. С Анной Михайловной мы останавливаемся на одном тактическом приеме. Это будет немного резковато, но полезно и для него, и для класса. На остроумие лучше отвечать остроумием, лучше, как говорят, вышибить клин клином.

В класс мы входим одновременно. Я сажусь, как всегда в таких случаях, на последнюю парту в среднем ряду. Анна Михайловна останавливается у доски. Кащенко за партой нет. Судя но тому, как ученики переглядываются между собой, он сидит уже за печкой.

— Я покажу вам сегодня репродукции с картин Т. Г. Шевченко,— объявляет Анна Михайловна и начинает развешивать их на доске. Потом она просит помочь ей передвинуть доску влево, чтобы на картины падало больше света. Ученики с радостью помогают ей. Теперь доска полностью закрывает печку. Кащенко остается отгороженным от класса. Ученики, увлеченные рассматриванием картин и рассказом Анны Михайловны, забывают о нем. За печкой тихо. Я стараюсь угадать, что будет Кащенко делать далше. У него есть несколько выходов из положения. Он или попробует незаметно оставить свое укрытие или будет сидеть за печкой до конца урока, или что-то еще придумает, чтобы не так стыдно было перед классом. Но случилось такое, чего не ожидал ни я с Анной Михайловной, ни сам Кащенко. Сидеть за печкой ему дальше нельзя было.

Он закашлялся, начал чихать и вылез прямо на середину класса. Мы все ахнули. Все на Кащенко, даже волосы, были белыми. Разразился общий смех. Анна Михайловна дала ему посмотреться в зеркальце. Он посмотрел и понял, что смеются над ним. Закрыв лицо руками, рванулся к двери.

—  Подожди,— сказала Анна Михайловна, — я посмотрю, куда тебе лучше пойти почиститься.

Только в конце урока Кащенко зашел в класс и проскочил на свое место.

Ученики, конечно, заметили, как он вошел, но не обратили на него внимания. Они с увлечением слушали урок, который сегодня был особенно интересным.

На переменке, когда ученики вышли из класса, я заглянул в закоулок за печкой. Уборщица не только забрала оттуда свои вещи, о чем я ее попросил, но и побелила стены в закоулке. Побелила однако обычным мелом, без клея. Уборщица, видно, не думала, что туда кто-нибудь залезет.

—  Мне жаль, что он так вымазался,— сказала Анна Михайловна.

—  Ничего. Может быть это к лучшему,— успокоил я ее. Теперь ему не захочется больше смешить своих товарищей, да еще так неудачно, как сегодня. По крайней мере, за печку его и калачом не заманишь. И не потому, что он вымазался мелом. Это — случайность. А потому, что он уже испытал всю нелепость своего поступка. Он полез за печку, чтобы обратить на  себя внимание, показать свою находчивость. А о нем все забыли. Учительница и товарищи рассматривают картины. Никто и не вспоминает о нем. Приходилось ли вам наблюдать, как дети, играя в прятки, залазят, куда только можно втиснуться, и сидят не дыша. Они ждут, что их будут искать. Без этого они туда не полезли бы и минуты там не высидели бы. А Кащенко пришлось просидеть не одну минуту и в самом неудобном месте. Если бы учителя не начинали искать Кащенко, он и не прятался бы за печку. Это мы сами играли с ним в прятки. Анна Михайловна показала Кащенко, что с ним никто в прятки не хочет играть. Играй в прятки сам. А самому в прятки играть нельзя.

Чрезмерная фиксация нашего внимания на ученических проделках иногда не столько тормозит, сколько поощряет их. Умело показать ученику бессмысленность его проделок — лучший способ борьбы с ним. Каждый озорник рассчитывает на поддержку класса или группы своих друзей. Эта группа молчит, но озорник видит, что она восхищается его смелостью и его остроумием. Лишите озорника поддержки, и проделки его поблекнут. Озорник будет что-то делать по привычке, но без прежнего вдохновения и выдумки. Конечно, одним запретом лишить озорника поддержки невозможно. Остроумные проделки можно пресечь такой же остроумной реакцией на них.