Разные обиды и разные ученики.

Надежда, что обида ученика со временем пройдет сама собой, не всегда обоснованна. Бывают разные обиды и разные ученики.

Если вы даже не заметили, когда нанесли обиду ученику, вы также проявили несправедливость. Допущенную по отношению к учащимся несправедливость обязательно следует исправить, и чем раньше, тем лучше. Тактичный учитель отличается от нетактичного, кроме всего прочего, еще и тем, что умеет своевременно попросить извинения у воспитанников. Мы еще поговорим об эффективности таких извинений.

А сейчас я хотел бы рассказать небольшую историю об одной большой несправедливости. Большой для ребенка, а не для учителя. Историю эту я назвал бы одним словом «Обида».

Это случилось, когда я еще работал в областном отделе народного образования. Собственно говоря, ничего не случилось, поправил себя Николай Иванович. Я просто подслушал интересный разговор.

В одном из Подольских районов я читал лекцию о педагогическом такте. Слушателями были учителя самого районного центра и ближайших сельских школ. После лекции я еще долго отвечал на различные вопросы, как лучше поступать в том или ином случае. Я устал, но был доволен.

В город возвращаться было уже поздно. Пришлось заночевать. В гостинице меня поместили в отдельную комнату. Я прилег, чтобы отдохнуть, и незаметно уснул. Меня разбудил разговор в соседней комнате. Как легко было догадаться по содержанию разговора, участники его были учителя, слушавшие мою лекцию. После лекции они решили пойти еще в кино. На последний автобус не успели и вынуждены были заночевать.

Разговор шел о педагогическом такте. Сначала я различал только два голоса: один спокойный, иронический, а второй горячий, нетерпеливый.

—  Главное для педагога — его знания. Учтите, каждый лектор невольно преувеличивает значение того, о чем говорит.

—  Значение педагогического такта для учителя нельзя преувеличить.

— Ну, знаете, отстаивая важность педагогического такта, не следует забывать об обыкновенном такте. А вы не даете мне слова сказать.

Когда смех утих, послышался снова спокойный голос.

—  Я вот припоминаю своего учителя. Он никогда никому не улыбался, сердился, кричал на нас, обзывал дураками, но математику мы знали у него хорошо. —  Возможно, вы еще лучше знали бы ее, если бы он был более тактичен. Не каждый пример — доказательство.

—  Я вполне согласен с вами,— послышался третий голос, медленный и приглушенный.— Учитель должен  хорошо знать свой предмет и методику его преподавания. Возможно, это и основное в его профессии. Но когда я слышу, как о ком-то говорят, что он хороший педагог, то в моем представлении возникает все же не человек энциклопедических знаний,   а   человек,   который   умеет вести себя с детьми, которого дети слушают, любят, который знает, что делать с ними. Тактичный посредственный педагог ценнее для школы,  чем  бестактный мудрец,  который  может  нам  заменить любой справочник, но не может заменить в классе своего больного коллегу. Меня несколько раз вызывали в суд, когда там слушались дела   несовершеннолетних.   Меня   приглашали   туда как человека, умеющего говорить с детьми,  знающего, как подойти к ним, чтобы они раскрылись, поверили мне. Я тоже считаю, что роль педагога состоит не только в том, чтобы передавать свои знания детям. Иначе обучение сводилось бы к механической передаче знаний от учителя к ученикам. Успех любого обучения (о воспитании и говорить не приходится!) зависит не только от ума учителя, но и от сердца, от его души. Прежде чем воспринять и усвоить то, что говорит им учитель, ученики должны ощутить в нем близкого человека, поверить ему. Я мог бы еще больше, чем лектор, привести примеров, которые подтвердили бы, как часто ученики свое уважение или неуважение к учителю переносят на предмет, который он преподает. В человеке, которого мы уважаем или любим, все для нас приятно: его голос, одежда, его манеры, улыбка. А что нам приятно в человеке, которого мы не уважаем, не любим? Одно присутствие в обществе такого человека уже портит нам настроение. Его речи кажутся грубыми или слащавыми, остроты — глупыми. Его не хочется слушать, независимо от того, о чем он рассказывает.   Когда-то   я   очень   увлекался   произведениями одного писателя. По нескольку раз читал их. Потом я познакомился с этим писателем лично. Как человек он мне не понравился. После этого я начал замечать, что и произведения его не так уж хороши, как это раньше мне казалось. Мне уже не хотелось их перечитывать. Новых произведений его я уже совсем не читаю. Я понимаю, что произведение   писателя   или   художника живет само по себе, что писателя мы ценим не за его характер, а за его произведения.  Но со своими чувствами мне трудно справиться. Может быть, это только со мной такое случилось. Не знаю.