Разговор с учителем. Из дневника.

29.Х. Сегодня Марина Михайловна снова хотела о чем-то поговорить со мной. Догнала меня, когда мы домой шли, и так, как бы между прочим, спрашивает:

— Комарницкая! Нам случайно не по дороге? Тогда пойдем вместе. Только не спешите так, я уже не могу так быстро ходить. Мне и самой хотелось поговорить с ней. Но я вспомнила, с какой целью набивается Марина Михайловна мне в попутчики, и отпала охота к разговорам. Я знаю, почему учителя остаются наедине с учениками. Чтобы лучше повлиять на них. Это у них индивидуальный подход такой. Я о таком подходе лекцию по радио слушала. С трудновоспитуемыми учениками, рассказывал лектор, нужно дополнительно работать, индивидуально, нужно стараться проникнуть в их душу, вызвать их на откровенный разговор. Ну, а я считаюсь в школе трудной ученицей. От меня всего можно ожидать. Слышала, как недавно Мария Степановна сказала математику: «В этом классе еще можно было бы работать, если бы Шмеля и Комарницкую убрать». Не об этом ли хотела поговорить со мной Марина Михайловна? Нет, не получилось у нас разговора.

1.XI. Сижу я за одной партой с Тамарой. Друг другу даем иногда задачи переписывать. Но настоящей подруги у меня нет. В 8 классе сначала дружила я в Августой Ткаченко. Она дочь нашего физика. Я гордилась, что дружу с ней. Но не выдержала наша дружба испытания на крепость. Раздаст нам Наталья Петровна контрольные тетради, смотрим — одни и те же ошибки, но у нее красуется четверка, а то и пятерка, а у меня неизменная тройка.

—  Почему мне тройку поставили? — спрашиваю.

—  Тебе и тройки много,— отвечает Наталья Петровна. Разве такое стерпишь? Ну и скажешь что-нибудь несуразное, потом сама себя целыми днями ругаешь. А то еще был такой случай. Августа не выполнила домашнего задания (она еще в музыкальной школе учится и балетный кружок посещает) и просит дать ей переписать. Дала, конечно. Не хотелось ссориться из-за этого. Я бы просто заявила, что домашнего задания не сделала, и все. Меньше, чем тройку, в конце четверти мне не поставят. Наталья Петровна — наш классный руководитель и подводить свой класс не будет. Нам  это давно   известно.   Но Августа   на «отлично»   тянет, на медаль замахнулась. Как же ей сознаться, что домашнего задания не сделала.

Подходит к нам Наталья Петровна, посмотрела сначала в тетрадку Августы, а потом и в мою, и говорит: «Покажи, Комарницкая, предложения, которые ты сама придумала, а не те, которые у Ткаченко списала». Сказала и вывела мне очередную двойку. Августа молчит. Тогда я не выдержала:

—  А откуда вы знаете, кто у кого списал?

—  Об этом нетрудно догадаться. Я хорошо знаю и тебя, и Ткаченко.

Августа толкает меня в бок, но меня уже понесло: «Вы сами себя не знаете, не то, что нас»,— выпалила и, не ожидая, пока выгонят, сама выбежала из класса.

С Августой я перестала дружить. Потом полгода дружила с Зиной. Зина веселая, остроумная. С ней очень было интересно. Мы часами просиживали друг у друга, мечтали. У нее очень хорошая

мать и очень сердитый отец. Зина очень боится его.  Он считает, что она несерьезная, пустая девчонка, что ничего стоящего из нее не получится, что другие в ее годы самостоятельнее были и т. д. «Из-за своего отца я когда-нибудь из дому уйду,— как-то сказала мне Зина,— скорее бы школу окончить. Ни дня не оставалась бы дома».

Однажды прибегает Зина ко мне и рассказывает: «Знаешь что? Приходила к нам Наталья и говорила с отцом о моем поведении. Хвалила меня, но сказала, что я еще лучше была бы, если бы не дружила с тобой. «Комарницкая на нее плохо влияет». И придет человеку в голову такая глупость. Ну, тут мой отец расплылся в улыбке, начал кланяться, благодарить Наталью, а мне сказал, чтобы я ни под каким видом с тобой не встречалась».

Мы некоторое время все же встречались с Зиной. А потом я подумала, что, может быть, действительно плохо влияю на Зину. Да и зачем, я буду ссорить ее с отцом. И мы перестали дружить.

Недавно меня назначили пионервожатой в 5-Б класс (как это мне разрешили детей воспитывать? Не обошлось, очевидно, тут без Марины Михайловны). И я не так печалюсь, что у меня подруги нет. Пятиклассники всюду бегают за мной, на пятом уроке в класс заглядывают. И меня к ним тянет. Вот никогда бы не подумала.

2.XI. Сегодня мы снова с Мариной Михайловной вместе возвращались из школы. Она не начинает разговора.. Я тоже не знаю, что говорить. Но вот она спрашивает меня, что я прочитала за последнее время. Догадываюсь, боится, что я что-нибудь запрещенное читаю. Наталья Петровна очень этого боялась. Она была убеждена, что как только я прочитаю роман про любовь, то сама сейчас же кому-нибудь на шею брошусь.

Я начала называть Марине Михайловне те произведения, которые в классе проходили. А потом думаю: дай скажу ей и про другие.. Интересно, как она будет воспитывать меня. «А еще я прочитала,— с опаской говорю,— «Евгению Гранде» Бальзака, «Поединок» Куприна, «Консуэло».... — больше побоялась говорить. Что подумает обо мне Марина Михайловна. Но она спокойно говорит:

—  Завидую вам, что вы так много читаете. Я в ваши годы мало читала. В сельской библиотеке в послевоенные годы мало было книг.

Потом зашел разговор о дружбе. Я сказала, что мой единственный друг — моя мама.

—  Ас тобой очень хочет дружить Надя Савченко. Сама мне сказала. По-моему, она очень хорошая девушка. Помнишь, как она тебя защищала, когда упала готовальня?

Я онемела. Неужели напомнит мне, как я Сократа ударила. Нет. Перевела разговор на другое. А к уже ни о чем больше и говорить не могла. Мы молча дошли до переулка. Марина Михайловна первая начала прощаться: «Я рада была с вами пройтись. Мне нравится, что вы умеете и говорить и помолчать».

Марина Михайловна, очевидно, обидится, что я так холодно с ней разговаривала. Еще подумает, что я не хочу с ней разговаривать. Очевидно, я действительно злая фурия.