Комментарии ко дню рождения.

После уроков мы остались с Мариной Михайловной в кабинете языка и литературы. Теперь у нас есть такой кабинет.

Марина Михайловна выслушала нас и громко рассмеялась.

—  Что вы, что вы, девочки? Кроме благодарности, я ничего не могу вам сказать. Мне очень было приятно побыть с вами и вашими знакомыми. Это вы извините меня, что я не простилась с вами. Не хотела прерывать ваше веселье. Боялась, что и вы вместе со мной уйдете. А хозяевам было бы неприятно.

__ Нет, нет. Вы все же скажите, как мы вели себя. Как за столом сидели, ну, как ели...

—  Мне неудобно делать вам замечания. Хорошее дело. Люди пригласили меня в гости, а я обсуждать их буду...

—  Нет, нет. Вы скажите, в чем мы были не тактичны. Это нам пригодится. О нашем поведении скажите, а не о поведении хозяев. Мы же ваши воспитанники. (Тамара молодец. Умеет сказать).

—  Я и сама не знаю всех правил обхождения, но кое о чем могу сказать, если вы настаиваете. Только прошу не обижаться. Вели себя вы хорошо. И ели хорошо. Хозяйке приятно, когда гости едят с аппетитом. Приятно было бы ей, если бы вы поблагодарили и похвалили ее за угощение. Но никто из вас этого не сделал. Вообще я не слышала, чтобы кто-нибудь из вас употреблял такие слова, как «спасибо», «благодарю»,   «пожалуйста».   Будем дальше продолжать или прекратим?

—  Продолжайте,— сказали мы хором.

—  Когда рассматривали семейный альбом, кто-то из вас спросил: «А что это за карикатура?» Вы заметили, что на этот вопрос никто не ответил? Для вас на фотографии была карикатура, а для хозяев, может быть, самый родной человек.

—  Это была мамина сестра,— сказала Светлана.

—  Ну вот, видите. Нужно быть осторожным в оценке людей. И вообще, по внешнему виду о людях не судят. А если и судят, то про себя, а не вслух, да еще в гостях. Еще напомню вам, что обычно люди сначала думают, а потом говорят. При том учитывают, с кем говорят и кому говорят. Я вам когда-то объясняла, что наша речь почти всегда сориентирована на слушателя. Нужно думать не только о том, что мы говорим, но и о том, как воспримут нашу речь слушатели.

Когда нас пригласили к столу, хозяева указали, где кому сидеть. И Тамаре было отведено место. Но она повернулась и села на другое место. Конечно, это мелочи, кому с кем и где сидеть, но эти мелочи и составляют то праздничное настроение, которое должно быть в обществе.

Надя была как раз не в настроении. Она была чересчур уж сдержанна и, если хотите, излишне церемонна. Ее так просили продекламировать что-нибудь, что уже никак нельзя было отказываться. Но она все же отказалась. Почему! Ведь многие знали, что она хорошо декламирует. Надя думала, что она демонстрирует свою скромность, а на самом деле она продемонстрировала свое неуважение к людям. Ну, а если у Нади вообще в тот день было плохое настроение, то нужно было себе напомнить, что с плохим настроением в гости не ходят. А если идут, то всячески скрывают его. Афишировать свое плохое настроение — признак плохого тона. Зато Тамара была в самом блестящем настроении. Она не заставила себя долго упрашивать. Ее попросили спеть что-нибудь. «Что-нибудь» — это, очевидно, одну-две песни. Но Тамара целый концерт дала. Создалось впечатление, что она любуется собой, только себя слушает. Одним словом, перестаралась Тамара. А ведь другим тоже хочется показать себя. С вами была одна девушка, которая так и промолчала все время. Ей просто не дали возможности не только спеть «что-нибудь», но и слова сказать. А она, между прочим, стихи пишет и поет неплохо. Вот так. О ком я еще не позлословила? О Комарницкой. Скажу и о ней. Она так присматривалась к вещам, что казалось, собирается купить их. А медведи на картине ей явно не понравились. Я уже опасалась, что Комарницкая выскажется на этот счет. А в гостях, как говорится, нужно быть приветливым, а не приметливым. Впрочем, может быть, это мне показалось.

—  Вы про меня ничего не сказали,— напомнила о себе Светлана.

—  А  про   Светлану  нечего   и   говорить.   Она   была   хозяйка. А хозяев не судят. Но если Светлана требует, скажу. Мне кажется, что она, как хозяйка, была слишком уж красиво одета. А хозяйке нужно одеваться поскромней, чтобы не выделяться среди гостей. Вообще выделяться своей одеждой не рекомендуется. Одеждой выделяются только тогда, когда больше нечем выделиться.

Марина Михайловна много нам сделала замечаний, но мы не обиделись. Она сказала еще, что если мы согласны, она пригласит специального лектора, который прочтет нам целую лекцию о манерах поведения. Мы все, конечно, согласились. Марина Михайловна любит говорить «если вы согласны», «если вам так хочется». Я заметила, что она иногда улыбается, когда мы бываем «согласны» или когда «нам так хочется». Можно подумать, что она только то и делает, что выполняет наши желания.

27.XI. Сегодня снова подошла ко мне какая-то женщина. Обещала мне «глаза открыть» и «всю правду» сказать. Кто эта женщина? Какую правду она собирается мне сказать? Неужели ту, которая давно меня волнует? Пусть уже скорее приходит воскресенье... Сегодня только среда. Как долго еще ждать.

Я отодвинула дневник. Что делать? Как предупредить возможную трагедию? Как подготовить к ней Комарницкую? Она так впечатлительна. Как она отреагирует на то, что я прочла ее дневник? Что, если не поймет, не простит? Прежде всего нужно что-то сделать, чтобы Комарницкая не догадалась, что ее дневник побывал в чужих руках. А потоми поговорить с матерью. Я уже начинаю догадываться, о чем хотят рассказать Элле. Очевидно, о какой-нибудь семейной тайне.

На следующий день я позвонила матери Комарницкой на работу. Мы встретились с ней в небольшом скверике. Я сразу сказала ей: «Не беспокойтесь. Я не пришла жаловаться на вашу дочь. Не за что на нее жаловаться. У меня с вами будет другой разговор. Я советую вам рассказать Элле все, что вы скрываете от нее. Это очень нужно сделать. Если не сделаете этого вы, это сделают другие. Пусть о вашей семейной тайне узнает Элла из ваших уст. Она добрая и умная девушка. Она поймет. Только сделайте это не сегодня и не завтра, но не позже воскресенья. В субботу. Потом я вам расскажу, почему именно в субботу».

На следующий день я вышла из школы вместе с Комарницкой. Но она, видно, не захотела оставаться со мной наедине и позвала Тамару. Мы пошли втроем. Вижу, Тамара переглянулась с Комарницкой и с безразличием спросила:

—  Ну как там наши сочинения? Все уже прочитали? Не смеялись над нашим бумагомаранием?

Комарницкая втянула шею в плечи, будто снег туда попал, и остановилась. Я тоже остановилась и со злостью на себя сказала:

—  Извините. Не прочитала. Завертелась и совсем забыла о ваших сочинениях. Положила их в свой столик и забыла. Но сегодня обязательно просмотрю их. Не поленюсь возвратиться в школу.

—  А зачем вам самой? Я побегу и возьму их! — воскликнула

Тамара.

—  Нет, я побегу. Я быстрее бегаю,— перебила ее Комарницкая. Она бросила свой портфель Тамаре, но сразу же вернулась, взяла его обратно и побежала в школу. Через несколько минут она догнала нас, сияющая от радости.

Я взяла у нее тетради, которые сегодня принесла в школу, и снова понесла их домой.

Дневника Комарницкой среди них не было. У меня отлегло от сердца.