«Детки».

— Добрый день, детки. Садитесь, детки! — здоровалась она с учениками. Ученики глухо отвечали ей, в их глазах можно было прочитать. «Ну, какие мы тебе детки! Подумаешь, мама нашлась!»

Кто не знает, что подростки стремятся поскорее стать взрослыми. Чего они только не делают, чтобы их не считали больше детьми. Мальчики, например, отпускают волосы, курят, девочки красят губы. Когда учеников стыдят, доказывая, что они уже большие, что они уже не малыши, им эти слова приятнее, чем любая похвала. Им приятно, что их хотя и ругают, но уже как взрослых. У Лидии Марковны они были только детками. А детками они не хотели быть.

—  Ты  чего опоздал? — спрашивает   она   мешковатого Федю и сама спешит ответить за него: «Ах, да, тебе трудно ходить. Я знаю, сколько ты в детстве переболел. Мать рассказывала. Садись. Садись, не утруждай ног».

Федя садится на свое место, но с таким видом, как будто хочет сказать: «Лучше бы меня лодырем назвала и двойку поставила бы, чем так жалеть. И кто просил ее жалеть меня?» — долго кипит Федя.

—  Молодец. Ты хороший мальчик,— говорит она очень посредственному ученику, который молча подал ей свою тетрадь. Будь таким же аккуратным и в дальнейшем. Ты должен показывать пример всем. Твой отец — известный человек. Твоя мама говорит, что ты такой умный. Я и сама вижу.

Ученик, махнув рукой и не дослушав учительницу, спешит сесть на свое место. Он знает свои успехи и ему стыдно на класс смотреть.

А вот еще пример. Лидия Марковна объясняет ученикам новый материал. Кажется, это была тема «Питание растений». Один из слабых учеников поднимает руку. Состоялся такой диалог:

Ученик. А как это могло вырасти такое большое дерево — баобаб?

Учительница. Ну и молодец! Вот умница! Раньше даже о простом льне-долгунце не мог слова сказать, а теперь о баобабе спрашивает. От кого же ты такое слово узнал?

Ученик. Я книгу такую читал...

Учительница. Вот как! Кто мог подумать. Знаешь, что я тебе посоветую,— положила Лидия Марковна руку на плечо ученика,— ты лучше читай учебник. Хотя бы ты знал то, что есть в учебнике. Больше тебе ничего не надо. Тебе нельзя переутомляться,— советует Лидия Марковна.

Шутки Лидии Марковны слащавые, но иронические. Она может вызвать смех в классе, но это почти всегда смех над каким-нибудь учеником.

В 7-Б классе есть одна очень высокая ученица. Она болезненно переживает, что такая выросла, даже   гнется,   чтобы   выглядеть ниже. Вызывает Лидия Марковна эту ученицу к доске, присматривается к ней, как будто впервые видит, улыбается и говорит: «Ух, как ты выросла! Молодец! Красавица. Милая». Семиклассница закрывает лицо руками.

Мы долго разговаривали с Лидией Марковной. Она уверяла меня, что любит детей. Возможно. Допустим. Но такая ее любовь не гарантировала, как видите, ее от нарушения педагогического такта. Да и была ли это любовь? Нет, конечно. В ней не было главного — уважения человеческого достоинства детей.

Теперь несколько слов об одном нашем классном собрании. Сразу скажу — оно было неудачным, хотя и заняло у нас больше часа. Представьте себе, идет собрание. В 8 классе. Обсуждается поведение ученика Вакулюка. Выступило уже много и учеников, и учителей. И после каждого выступления Вакулюк все ниже и ниже опускает голову. О чем он думает сейчас? Я встретился с его взглядом и понял, что думает он, как искупить свою вину перед учителями и товарищами, какие слова сказать, чтобы ему поверили, чтоб его простили. Таким виноватым он еще никогда себя не чувствовал. Я уже был уверен, что в поведении Вакулюка будет перелом. Но тут берет слово наша уважаемая Лидия Марковна и говорит: «Я не жалуюсь на Вакулюка. Сидит он у меня на уроках не хуже, чем другие. А в том, что он плохо учится, вина не только его, а и его товарищей. Они мало ему помогали. Еще хочу напомнить, что он — сирота, растет без отца...» Я правильно пересказываю ваше выступление, Лидия Марковна?

—  Правильно. Но я не понимаю, что бестактного в моем выступлении? Все ругают ребенка, а пожалеть некому.

—  Вы и пожалели. Все плохие, а вы очень хорошая. Плохо вы думаете о своих коллегах. Если вообще вы о них думаете. Прошу прощения, но вы жалели не Вакулюка, а себя. О своем авторитете вы больше беспокоились. Посмотрите мол, детки, какие все злые и какая я добрая. Будьте и вы такими добрыми ко мне. Ваша жалость, если она даже искренняя, помешала нам помочь Вакулюку. После вашего выступления Вакулюк не сказал того, что прочувствовал и хотел сказать. Он не просил извинения, а уже оборонялся как невинно осужденный. Мы, конечно, добьемся того, что Вакулюк будет и хорошо учиться, и хорошо вести себя, но сделаем это не с помощью вашей жалости, а вопреки ей. Вы жалеете Вакулюка, но не уважаете его как человека. Своей приторной жалостью вы не подняли его чувства человеческого достоинства. Ваше выступление бестактно, потому что оно было не в пользу ученика. То, что этого не понял сам Вакулюк, дела не меняет. А о вашей бестактности по отношению к своим коллегам можно и не говорить. Я не обвиняю вас в том, что вы выступили против мнения коллектива. Бывает, что и коллектив ошибается. Ваше выступление было бестактным потому, что вы были необъективны и несправедливы. Вы заявили, что не жалуетесь на поведение Вакулюка, что он себя ведет не хуже других. Это не совсем так. Вернее, совсем не точно. Я хочу вам напомнить, что Вакулюк хуже всего вел себя именно на ваших уроках. Что подумают о вашем выступлении ученики? В вашу искренность они не поверили. А для чего было вспоминать, что Вакулюк сирота? Разве это было уместно в данном случае? Никто из присутствующих не хотел и не сделал ему ничего плохого. А вы сделали.

Не знаю, как вас, а меня раздражает поведение чересчур добреньких людей. Парадоксально, но от добреньких людей я не всегда жду добрых дел.

Педагог — человек добрый, но не добренький. Доброта — большое чувство, мужественное и ответственное. Мельчить его нельзя. Тем более нельзя заигрывать с ним. Педагогу особенно.