Появление пьес, посвященных «неотъемлемым песчинкам» нашей действительности, это еще, можно сказать, полбеды. Беда в том, что они порой горячо поддерживаются в печати, из произведений подобного рода иные критики готовы даже сформировать целое направление в нашей драматургии, именуя его к тому же чеховским направлением.

Благородная и возвышенная гражданственность творчества Чехова выражалась в том, что он вселял в сердца своих героев горячую веру в лучшую жизнь, и это поднимало их над окружающей обыденностью. Они жили горячим ожиданием будущего, красивой жизни на красивой земле, хотели видеть над собой небо в алмазах.

И вот теперь, когда ожидаемое ими будущее стало нашей действительностью, нашей современностью, когда на обновленной, преображенной свободным трудом земле строится новая жизнь и на небе сверкают алмазы, сделанные рукой человека, критика пытается выдать за продолжение чеховской традиции мещански чувствительные пьесы ограниченного мировосприятия, лишенные настоящих характеров, больших жизненных идеалов нашего века.

Критика, занимающаяся вопросами драматургии, большое внимание уделяет проблеме взаимосвязи традиций и . новаторства, но при этом как-то мало вспоминаются славные традиции истинной гражданственности, присущие русской классической драматургии от Грибоедова до Горького. Мы хорошо знаем гражданские убеждения Чацкого и Нила, чеховского Тузенбаха, но порой не получаем достаточно ясного представления о гражданских идеалах и убеждениях своих современников, выходящих на сцену в пьесах наших драматургов.