Вот некоторые эпизоды, подтверждающие сказанное. Начало спектакля. В своем доме на нарах лежит задумчивый Даур-Пачалиа. Долго смотрит он на своего отца Бирама (арт. Д. Амкуаб), который сидит на корточках перед камином и ворошит угли. Вьется тонкая струйка дыма из отцовской трубки. Даур, глядя на нее, погрузился в затаенные мысли о родине, о любимой Сайде (арт. А. Аргун-Коношок), о тяжелой, безрадостной жизни своего отца. Тусклый, чуть сероватый свет выхватывает печальное лицо Даура-Пачалиа. Глаза его постепенно сужаются, будто ждут, чтобы вспыхнуть ярким светом и взглянуть на жизнь радостным взглядом. Они заметно выдают душевное состояние и внутреннюю борьбу. А море все шумит, навевая грусть и воспоминания о прошлой независимой жизни абхазского рыбака, которую не вернешь. Эту немую, очень красноречивую сцену нарушил доносящийся далекий лай собаки. Отец и сын, как по уговору, заговорили оба о Родине, о влиятельном князе Келеше Чачба, ведущем политическую борьбу во имя спасения Абхазии от турецкого ига и присоединения ее к России. Коснулся их разговор и любви Даура к турчанке Сайде, и он снова стал задумчив. Снова послышался собачий лай, теперь уже совсем близко, и в дверь неожиданно постучали. Задумавшийся также Бирам-Амкуаб вздрогнул, а Даур-Пачалиа направляется к выходу и впускает в свой дом людей. Он с подозрением оглядывает вошедших Мамеда и Аслана, но не нарушает обычай абхазов и не расспрашивает тех, кто избрал его дом своим ночлегом. И все же он обращается к отцу со словами: Ежели они пришли из-за моря с недобрыми вестями, но услышав от него: Они гости, Даур послушно, как подобает истинному абхазцу, начинает помогать поудобнее устроиться им у костра. Он с интересом рассматривает гостей. Из разговора отца с ними Даур-Пачалиа узнает, что один из пришедших сын князя Келеша Аслан, который, изменив родине, живет у турецкого султана, а сейчас вернулся просить прощения у отца. Даур вспомнил слова князя о том, что он никогда не простит сыну измены, что