Да и не затем пришла, чтобы разговаривать с Ватой, а заглянула на минутку, чтобы взять седло старшего сына Рапстана, которое долго не возвращает князь. На его расспросы, пишет ли письма и скоро ли приедет ее младший сын Салуман, Карамсада-Зухба отвечает мягко: Вот последнее время нет от него вестей. Ей не нравятся подробные расспросы князя. Мелькает мысль: Почему он так интересуется всеми? Не задумал ли он что-нибудь недоброе? Возможно, что этот непринужденный внешне, казалось бы, очень любезный разговор мог бы завершиться без конфликта, если бы не появился слуга князя Адгур с седлом в руках. Посмотрев на седло, Карамсада-Зухба говорит, что это старое седло не ее сына. Стоило только Бату произнести: Не все ли равно для твоего Рапстана, на какое седло сядет -как загораются гневом ее глаза, устремленные на светлейшего князя. Она возмущенно произносит: Правда, мы бедные, но мы едим заработанное нами честным трудом, не вырываем из чужого рта кусок хлеба, как делают некоторые. Разъяренный князь кричит на нее: Убирайся со двора, а она, презрительно улыбаясь, бросает: Ой, как больно становится, когда говорят правду в лицо. Карамсада-Зухба стоит, гордо подняв голову. Она смотрит прямо в глаза и князю, и сыну его Саатбею, конокраду и развратнику. Высказав все, Карамсада-Зухба направляется к выходу. Но неожиданно над ее головой взвивается кнут княжеского сына. Ворвавшись, ее сын Рапс-тан набрасывается на Саатбея, защищая свою мать. Здесь Карамсада-Зухба, как бы предчувствуя трагический исход, кричит: Сынок, нан, Рапстан! - и бросается между ними. В этом крике зритель услышал и протест, и призыв к борьбе за свои права.

В следующих сценах Карамсада-Зухба охвачена тревогой за сына. В ее взгляде, в разговоре чувствуется какой-то затаенный страх за судьбу Рапстана, который открыто выступил против княжеского двора.

Сильно изменилась Карамсада-Зухба после вероломного, убийства ее старшего сына княжеским сыном Саатбеем. Стала она тихой, молчаливой. Черное платье, черный платок, потухшие глаза - смерть любимого сына сломила ее, отняла веру в жизнь.