Характерно, что образ жизни и поведение этих провинциальных дворян автор называет «митрофанством» . Другой мемуарист рассказывает о двух недорослях, вызванивавших на церковных колоколах «Московского голубца» и «Камаринского» с некоторыми «вариациями». Рассказ этот заставляет вспомнить о двух братьях Простаковых, которые разбились, свалившись «о святой неделе с колокольни». Точность изображения дворянских нравов в комедии Фонвизина подтверждается яркими картинами провинциального помещичьего быта и нравов, которые можно найти в записках Болотова, М. В. Данилова и во многих других мемуарах конца XVIII и начала XIX столетия.

Скотининские нравы помещиков и недорослей, похожих на Митрофана, изобразил писатель XVIII века Чулков в сборнике «Пересмешник, или Славенские сказки». Один из этих недорослей «обитал в местах просвещенных, где люди с великим прилежанием копят деньги и не знают, сколько в рубле копеек. Соседи его были волки, медведи и зайцы, лучшее его товарищество борзые и гончие собаки, с которыми он вместе в одной академии учился лаять, пил и ел и спал также с ними вместе». Похож на Митрофана и другой герой той же книги. Этот имел великую охоту гонять голубей. Однажды, упражняясь «в сем благородном поведении», он поссорился с отцом, столкнул его с голубятни «и тем отправил на тот свет». В другом месте сборника описаны более «невинные» развлечения дворянского сынка, который «ходил всегда неряхою, в замаранном овчинном тулупе, и, шатаясь по двору, часто играл с ребятами в бабки, кричал ночью филином и пужал старух, которые летали от него часто с высокой нашей лестницы...». О том, чем стал бы Митрофанушка, предоставленный своим «воспитателям», можно судить по «Игре судьбы» Н. Ф. Эмина: «Вася сделался совершенною повесою, пил исправно, бранился лучше всякого извозчика и к ревизии доставил лишних душ с десяток».

В «Недоросле» впервые в русской драматургии были реалистически показаны «неблагородные» действующие лица, в том числе крепостные, дотоле изображавшиеся или в виде хитрых и развязных слуг, обычных для французской комедии, или в виде подчеркнуто комических, карикатурных персонажей («Щепетильник» Лукина, отчасти «Корион» Фонвизина), или в виде «добродетельных» рабов, предпочитающих неволю свободе («Мот, любовью исправленный»).