Но осуждение несправедливости жизни в творчестве Хераскова лишено политической остроты и публицистической страстности. Он не призывает к свержению тиранов, не пользуется сатирой для обличения дворянского злонравия - единственный верный путь к смягчению жизненных противоречий Херасков видит в осуждении всякого насилия, в признании «естественных прав» человека. Осуждая «строгие уставы», мучающие людей, Херасков далек от идей прогрессивного сентиментализма, для которого борьба за свободу человеческого чувства была формой протеста против правовых и моральных норм феодального общества. В мировоззрении дворянского писателя грозные симптомы надвигающейся гибели старого порядка порождали ощущение непрочности и бренности богатства, знатности и славы:

Познал я суету и лживу прелесть счастья, И преходящую высоких титлов тень. Они подобие осеннего ненастья, Пременного сто раз в единый день.

Подлинное счастье, независимое от превратностей судьбы, заключается в душевном спокойствии, в сознании своей добродетели. А для этого нужно ограничивать свои страсти и стремления:

С призывом к моральному самоусовершенствованию и «самоограничению» у Хераскова сочетаются своеобразно преломленные в сознании дворянского поэта руссоистские мотивы, и в частности идеализация «естественного состояния» людей, не имеющих ли богатств, ни чинов и живущих простой и близкой к природе жизнью. С этой точки зрения в наиболее счастливом положении оказывались крестьяне и бедняки. В оде «Богатство» Херасков, обращаясь к «нищим и убогим», писал:

Внемлите, нищи и убоги, Что музы мыслят и поют! Сребро и пышные чертоги Спокойства сердцу не дают.

Весною во свирель играет В убогой хижине пастух; Богатый деньги собирает, Имея беспокойный дух.

Богач, вкушая сладку пищу, От ней бывает отвращен; Вода и хлеб приятны нищу, Когда он ими насыщен .

Эти особенности мировоззрения Хераскова, выраженные в его лирических стихотворениях 60-х годов, объясняют закономерность его поворота вправо, обозначившегося в период пугачевского восстания.