В это же время в Москве развивает активную деятельность Сумароков, отстраненный от руководства петербургским театром и стремившийся превратить московскую сцену в рупор идей дворянского классицизма. Для этой цели он хотел поставить в Москве свои заново отредактированные трагедии. Но круг зрителей, на которых мог опереться Сумароков, был невелик. Да и сам «северный Расин» обращался не к тем широким кругам публики, которые приветствовали постановку «Евгении», а к московским «княжичам».

Дворянская публика, на которую рассчитывал Сумароков, шла в театр не для того, чтобы учиться добродетели и слушать поучения мопархам-тиранам. Большинство этой публики составляли провинциальные помещики и помещицы, которым идейная проблематика сумароковской трагедии была чужда и непонятна, а также светские «щеголи» и «щеголихи», для которых театр был местом сплетен, любовных свиданий и демонстрации модных нарядов.

В предисловии к «Димитрию Самозванцу» Сумароков с присущим ему сатирическим темпераментом описал поведение московских зрителей во время представления трагедии «Семира»: публика, занимающая места у оркестра, грызет орехи, в ложах обсуждают светские новости за истекшую неделю, читают вслух газеты и письма, а в партере развлекаются борьбой «в кулачки».

О подобпом поведении публики во время спектакля говорится и в специально выпущенном обращении к зрителю, написанном, очевидно, Сумароковым:

Декабря 22 дня представлена будет Семира, на собственный сбор актеров. Автор оной драмы покорнейше просит публику о благоволительном слушании, дабы мог он давати свои драмы и впредь, ради удовольствия зрителей. Он бы тщетно давал на представление свои сочинения, ежели бы он чаял то, что не для слушания его драм, но ради единого собеседования и разговоров в театральный дом собираются; ибо трудолюбиво написанные им сцены мешали бы собирающимся разговаривать. Автору кажется, что сие его размышление основательно и требование справедливо, о чем и актеры нижайше просят»