Русская сатира упорно не хотела быть «улыбательной», с этим и был связан спор о том, какой должна быть критика: «на порок» или «на лицо». По утверждению «Всякой всячины», допустима критика только «на порок», то есть лишенное определенного социального адреса осуждение пороков, как общечеловеческих слабостей вообще. Такая критика никого лично не затрагивает, никого не может обидеть или ожесточить.

Новиков отстаивал боевую действенную критику, черпающую материал из фактов современной русской жизни. Он возражал против призывов «Всякой всячины» критиковать «вообще порок, да и то издалека и слегка».

Новиков стоял за критику «на лицо». Он требовал, чтобы критика была направлена против конкретного явления русской жизни, чтобы в основе сатирического образа всегда лежало изображение какого-либо лица, пороки которого воспринимались бы публикой как порождение социальных пороков русской действительности.

В сущности, здесь речь шла о современной сатирической комедии. Такая комедия, по мысли Новикова, нужнее театру, чем даже превосходящая ее в художественном отношении комедия классиков мировой драматургии. По мнению Новикова, комедия Сумарокова «Лихоимец», написанная «на лицо», изображающая русского дворянина-ростовщика Кащея, оказывает большее воздействие на русскую публику, нежели комедия Мольера «Скупой». «Например, я много раз видал, что, когда представляют на театре Скупого, тогда почти всякой скупой старик в театр смотреть ездит. Для чего же? для того, что он думает тогда о каком ни на есть другом скупяге, а себя, наверное, тогда не вспомнит. Когда представляют Лихоимца, тогда кажется, что не все скупые на Кащея смотреть будут».

Новиков считал, что «всякая критика, написанная на лицо, по прошествии многих лет обращается в критику на общий порок: осмеянный по справедливости Кащей со временем будет общий подлинник всех лихоимцев».