ОмГУ » Драматический театр » «Торжествующая Минерва»
«Торжествующая Минерва»
Но объективно, независимо от намерений Екатерины, маскарад приобретал иной, более значительный смысл. Желая осмеять царствование Петра III и завоевать расположение народа, Екатерина была вынуждена разрешить говорить о социальных язвах феодально-крепостной России: о беззакониях и произволе судей и подьячих, о нравах дворянства и пр.
«Торжествующая Минерва» обещала искоренить мздоимство судей и крючкотворство чиновников, хищничество откупщиков, прекратить войны, покровительствовать мирному труду, способствовать развитию наук и искусства.
Эти социальные мотивы празднества делали его близким мировоззрению Волкова. Не случайно современники приписывали ему сочинение песни о «золотом веке», в которой звучит народная мечта о времени, когда все люди будут свободны и равны, когда не будет ни войн, ни раздоров, ненужным станет оружие, а землю перестанут делить на части. Насмешливое отношение к «господам» выражено в эпиграмме, автором которой тоже считают Волкова:
Всадника хвалят: хорош молодец! Хвалят другие: хорош жеребец! Полно, не спорьте: и конь и детина Оба красивы; да оба скотина.
Актеру-гражданину Волкову, вероятно, были близки патриотизм, тираноборческий пафос и сатирическая тематика русского классицизма.
Возможность выразить эти мысли и чувства в массовом зрелище, обращенном к народу, должна была увлечь Волкова. Театрализованные маскарадные шествия и процессии устраивались на Улицах еще при Петре I. Но в них главные роли принадлежали персонажам античной мифологии: Нептуну, Бахусу, сатирам и пр.
Волков же, «вымышлявший и располагавший» маскарад, ввел в него вместо чуждых и непонятных народу мифологических фигур образы и приемы, заимствованные из народных представлений, игр и песен.
Для сатирического изображения нравов дворянско-чиновнпчьей России Волков пользовался понятными и близкими образами народных комедий и скоморошьих «небывальщин». Одна из основных частей маскарада - «Превратный свет» - была целиком построена на фольклорных мотивах и представляла собой не что иное, как театрализацию скоморошьей «небывальщины» (см. выше о «скомо-рошинах» «Агафонушка», «Небылица в лицах» и др.).