ОмГУ » Драматический театр » Обилие тирад-рассуждений на злободневно-публицистические темы
Обилие тирад-рассуждений на злободневно-публицистические темы
С трагедиями Вольтера «Хорева» сближает обилие тирад-рассуждений на злободневно-публицистические темы: о том, каким должен или не должен быть монарх, о долге гражданина, о вредности династических распрей, о справедливых и несправедливых войнах и т. д. И наконец, в трагедии явно ощутима связь с «доклассической» литературой и театром. На это указывал Гуковский, видевший в сюжете «Хорева» рудименты авантюрных повестей первой половины XVIII века.
Вероятно, здесь вернее говорить о связях «классической» трагедии Сумарокова с серьезными «комедиями» из репертуара «охочих комедиантов», представлявших собой инсценировки авантюрных повестей.
Особенности трагедии были отмечены Тредиаковским. В статье, посвященной сочинениям Сумарокова, педантичный и склонный к догматизму, критик указывал на несоблюдение в «Хореве» многих драматических и театральных «правил». По мнению Тредиаковского, это было вызвано их недостаточным знанием и пониманием. Прежде всего, Тредиаковский находил, что в трагедии «нарушено первое из единств а именно единство представления...» то есть единство действия. Критик видел в трагедии «не одинаков, но двойное представление: одно о Хоревовой любви с Оснельдою, а другое о Киевом подозрении на мнимое злоумышление от обоих их на него». Соответственно Тредиаковский находил в пьесе и «два узла», то есть завязки, и «два развязания». Сложность содержания и множество событий пьесы, по мысли критика, нарушают и единство времени, потому что за день «невозможно, по моему, столь многим делам сделаться». Не согласен он и с идеей трагедии: «...превеликое и непростимое учинил он погрешение в рассуждении плода от Трагедии», потому что она «делается» для внушения «смотрителям» любви «к добродетели» и ненависти «к злости». А для этого надо «злодеянию, сколько б оно ни имело каких успехов, всегда б наконец быть в попрании, подражая сим самым действиям бо-жиим».
Читателям и зрителям трагедия нравилась. Они едва ли обращали внимание на присущие ей черты архаизма. Они видели в ней первую русскую пьесу, написанную в новой манере и поражавшую их широтой и богатством содержания.